Поэт Вася из всего дома уважал Галину и Писателя. Он и другим пытался читать свои стихи, но только они дослушивали до конца не отвлекаясь, не торопясь убежать по делами и даже хвалили некоторые строки, а то и четверостишия. Поэт Вася в своем поэтическом таланте не сомневался. Он уже издал, то есть набрал, разместил стихи на страничках, распечатал на принтере, нарисовал обложку, потому что и рисовал тоже неплохо, и все это сколол скрепками. Получилась книжка. Он сделал несколько. По книжке подарил Галине и Писателю. Хотел и остальным жильцам дома, но засомневался, поймут ли, и оставшиеся экземпляры раздарил первым встречным девушкам на улице. Тем, которые ему понравились. При этом он скромно представлялся как поэт андеграунда, чье имя прозвучит после его смерти.
А еще он любил читать свои стихи Арише. Она была самой внимательной его слушательницей, требуя от него объяснений незнакомых ей слов и выражений и он все более убеждался, что его стихи для будущего, что поймет и оценит их именно следующее поколение. Потому что такова судьба талантов. Большое видится на расстоянии...
Поэт Вася писал традиционно, не понимая и не принимая тех, кто игнорировал все правила, не возвышая там, где надо, буквы и не ставя знаков препинания. Он был категорически против либерализма в поэзии, призывая в сторонники классиков из глубины веков, но увы, не находил таковых среди своих ровесников. И хотя считал, что сам он классическим талантом не обделен, но признать себя классиком не осмеливался: все же это прерогатива читателей и подобное признание возможно лишь когда он станет стареньким, а Ариша станет взрослой и умной.
А потом он открыл для себя интернет, общение в сетях и какое-то время находился в эйфории от обилия друзей. Но скоро понял, что эти друзья не столько жаждут прочесть его стихи, сколько сделать его читателем своих и, разочаровавшись, вернулся к ожиданию взросления Ариши.
Боря-буддист начал раздваиваться. Мировоззренчески. С одной стороны, он все еще не забыл свое увлечение кришнаизмом, склонялся перед мудростью восточной философии, верил в эзотерические легенды. Но, с другой стороны, его деятельная натура не могла примириться с однообразием существования в рамках религии. Одно время он даже решил заняться физическим самоусовершенствованием, но так и не осилил начальный этап йоги. Не хватило терпения. И он понял, что в его карме заложен не уход от жизни, не отстранение от деятельности, а энергичное вмешательство в повседневную суету. Ему важно было быть в центре внимания, ощущать себя одним из немногих, обладающих неким тайным знанием. И пусть масоны предпочитают быть незаметными в отличие от кришнаитов, за ними чувствуется та самая экзистенциальная энергия действия, незнаемая большинством человечества, которой ему так не хватало.
После разговора с Ромой-масоном он решил вступить в это мистическое тайное общество, которое оказывается существует и по сей день. И вступил бы сразу, не раздумывая, но дни шли за днями, а Рома куда-то исчез. И прежняя незыблемая уверенность в правильности этого решения стала подтачиваться сомнениями. Ему надо было с кем-то обязательно поделиться ими. Но с кем? Конечно, лучше всего было бы получить ответы на все вопросы у Ромы. Но того не было, сказали, что он уехал в какую-то экспедицию. Писатель для таких разговоров тоже вроде бы подходил. Но, поразмыслив, Боря решил, что тот все же староват, а значит, живет в плену стереотипов. А исходя из того, что большая часть жизни Писателя прошла в ныне не существующей атеистической стране и при неведомом Боре социализме, можно было не сомневаться, что ни эзотерику, ни буддизм, ни масонов тот не признает.
Перебрав всех соседей, он наконец пришел к выводу, что понять его, а если и не понять, то выслушать, сможет Поэт Вася. Тот как-то читал ему свои стихи, которые он слушал вполуха и теперь даже не мог точно сказать, о чем они и вообще стихи ли это, но в любом случае это свидетельствовало об интеллектуальном уровне собеседника.
– Ну, что новенького сочинилось? – озадачил он вопросом наконец-то встреченного поэта.
Тот некоторое время растерянно смотрел на него. Потом неуверенно отозвался.
– Творческий кризис...
– Бывает, – согласился Боря. – У меня вот тоже... Перехожу из одной концепции в другую. А переход – это как наркотическая ломка, можно выжить, а можно и того... – И в ответ на согласный кивок, продолжил: – Вот к примеру, одни считают, что мы все произошли от обезьян...
– Теория Дарвина уже опровергнута, – вставил Вася.
Но Боря сделал вид, что не услышал.
– А я не сомневаюсь, что наши пращуры – космические обитатели. Ты на лекции Ромы-буддиста был?.. Ну да, был, я тебя видел... Там мы с ним поспорили про лемурийцев. Они выродились потом в чернокожих и бушменов. А за ними были атланты, чьи прямые потомки – ацтеки. А потом только появились египтяне...
Поэт Вася согласно кивал, но похоже думал о чем-то своем, что- то про себя беззвучно проговаривая и Боря догадался, что тот сочиняет стих. И боясь, что тот сейчас его перебьет и собьет с мысли, торопливо закончил:
– Вот ты скажи, что важнее, созерцать или действовать?
– Я... собственно...
– Да что я тебя спрашиваю... – И сам себе ответил. – Поэт – это созерцатель априори.
– Отчего же, – неожиданно возразил Поэт Вася. – Поэт – это трибун, выразитель чаяний людей...
– Извини, – не согласился Боря. – Возьми ту же японскую поэзию, хокку. Сплошное созерцание . – И процитировал отчего-то запомнившееся из Мацуо Басё. – Старый пруд. – Выдержал паузу. – Прыгнула в воду лягушка. – Помолчал. – Всплеск в тишине... – И опять же через паузу выдохнул: – Ну, видишь картинку?
– Это другая культура. Другой язык. Другая среда. – Не впечатлился Поэт Вася.
– Это условности, у нас один пращур... Кстати, Александр Сергеевич – наше все, он ведь тоже созерцатель. – И зачастил: – Мороз и солнце; день чудесный...
– еще ты дремлешь, друг прелестный. – Пора, красавица, проснись... – радостно подхватил Поэт Вася. – Разве это созерцание. Пора, красавица, проснись... Это призыв к действию.
– Ладно, не буду спорить, – согласился Боря. – Каждому свое. Мне вот ближе философия и культура созерцания. – И добавил не без грусти оказавшегося не у дел: – все в этом мире предначертано и все уже было до нас и будет после нас.
– Я не изучал философию глубоко, – сказал Поэт Вася.
– А зачем ее изучать? У каждого человека есть своя индивидуальная философия. Вот у того же Басе, – вновь загорелся Боря. – Он видит и пишет свой пруд. А я читаю и вижу свой. Его лягушка на мою не похожа и всплеск каждый из нас слышит по- своему... А значит каждый прочтет и поймет это стихотворение как никто другой... Вот это и есть настоящая философия. А то, что назвали философией, не более чем совпадение какого-то числа индивидуальных пониманий мироздания... И вообще, наши измышления – это чушь полная! – вдруг возмутился Боря-буддист, вспомнив, что сам начал отходить от приверженцев созерцания к поклонникам действия. И примером теперь для него стали не монахи-отшельники, старавшиеся ничего не менять в этом мире, а тайные архитекторы, грезящие о его переустройстве... – Впрочем, пожалуй, ты прав, главное наполнение человеческого существования – действие...
И более ничего не объясняя так и не понявшему его Поэту Васе, заторопился по своим неоправданно отложенным делам.
Писатель сочинял сказку. Он сочинял ее всю жизнь. Сначала он подчинялся необузданной фантазии, и та уносила его в неведомые, а может быть знаемые им когда-то, в прежних жизнях, миры. Затем фантазии превратилась в иллюзии чувственного осязаемого мира, который он ощущал всей своей плотью. И наконец дожил до тех времен, когда реальность и фантазии настолько смешались, что не поддавались привычному осмыслению. Но он не привык отступать перед непонятым и однажды перехватил у подъезда Алика.
– Извините, молодой человек, возможно в ваших глазах я сейчас уподоблюсь Арише, но вы уж простите, действительно малый и старый похожи в своем любопытстве... все вокруг так стремительно меняется, а мысль становится не столь резва... – Он запнулся, потому что на мгновение перенесся в свою сказку, но, прошептав, «не сейчас», закончил: – Что такое облако, в котором хранится информация наших ноутбуков?
Алик-интернет удивленно воззрился на него. Возможно так, как современный человек глядел бы на ожившего неандертальца. И он заторопился.
– Большую часть своей жизни я прожил в понятном и ощущаемом всеми пятью органами мире, где все можно было если не потрогать, то увидеть, услышать, обонять, осязать. А вот теперь узнаю, что, оказывается, существует мир невидимый, не ощутимый, не слышимый, не осязаемый и неведомый прежде. Но он есть! Представляете, что сейчас творится вокруг нас... или в каком окружении мы с вами существуем... – Он запнулся. Но закончил напористо, как Ариша: – Что такое это невидимое облако?
И воззрился в глаза Алику.
Тот наконец преодолел растерянность, которую испытал перед авторитетом возраста и даже слегка свысока усмехнулся.
– Видите ли, это очень просто, компьютеры, и ваш тоже, завязаны в сеть... – Он взглянул на напряженное лицо Писателя. – Как вам попроще объяснить...
Замолчал, не зная как этому, отставшему от жизни дедушке пояснить то, что даже малыши сегодня знают и не заморачиваются ненужными вопросами. Разве вот только Ариша задает вопросы. Но она ребенок наособицу, гиперлюбопытный... или любознательный... Вот всегда он не может разделить эти два понятия – поймал себя на мысли. А этот дедушка любопытный или любознательный?.. Любознательный – это значит любит знать. И это качество присуще исключительно человеку. А любопытный – любит пытать... Дедушка скорее пытает.
– Ну это как бы, – и вдруг нашел объяснение. – Это как бы чемодан напрокат... Вот вы куда-то собрались ехать, а у вас всего один чемодан и все вещи в него не входят. Что делать? Покупать дорого, да и не нужен второй. Так и в вашем компьютере не так много места и не все вам нужно будет надолго. Вот и сбрасываете в сеть то, что вам пригодится не надолго, там таких пустых мест много. И определенное время там можно все хранить...
– Все мной написанное?
– Все, что хотите.
– И как долго?
– Месяц, полгода...
– А потом?
– Что потом?
– Куда все это мое из чужого чемодана девается?
– Куда? – Алик задумался. – Стирается.
– То есть?
– Ну, перестает удерживаться программой...
– Бесследно?
– Наверное.
У Алика пускаться в объяснение того, о чем он не знал, желания не было. Он привык работать над конкретными задачами, а не предаваться всяческим пустопорожним размышлениям.
– Нет, ничто в мире и вселенной бесследно не исчезает, – задумчиво произнес Писатель. – Просто там программа, которую человеку не дано знать. И там свои облака. Нам недоступные...
– Отчего же, все доступно, – оптимистично произнес Алик-интернет и пошел к себе, на самый высокий этаж.
– А наш дом будут скоро татуировать, – сообщила Ариша пришедшей с работы маме, не удовлетворенная реакцией тети Тани на эту новость.
– Это что еще такое? – оторвалась Галина от разбора пакета с продуктами.
– Неужели непонятно. Будут татуировать! – повысила голос Ариша. – Какие вы непонятливые.
– Тань, в чем мы с тобой непонятливые? – взглянула Галина на сестру. – Переведи мне на русский...
– Я сама не поняла, – рассеянно отозвалась Татьяна, мысли которой сейчас были заняты последним разговором с Гошей и его ожидаемым и все же неожиданным предложением.
– Господи, – вздохнула Ариша. – Это же так просто. Придут дяди в одеждах, заляпанных краской, и на чистых стенах нашего дома сделают тату. Надеюсь, что такое тату вы знаете.
– Вообще-то тату накалывают на коже человека, а не рисуют на стене, – сказала Галина. – Поэтому дом татуировать нельзя.
– Можно, – не согласилась Ариша.
– Нельзя.
– Можно. Если я говорю так, значит можно.
– Мне кажется, ты начинаешь зазнаваться, – отпарировала Галина. – Хотя ты еще знаешь совсем ничего по сравнению с тем, что знаем мы с Таней.
– А вот и нет, – возразила Ариша. – Ваши знания устарели.
– Какая ты самонадеянная... И кто тебя только воспитывает.
– Как кто, ты и Таня. Будто не знаешь...
– Ладно, не хочу спорить... Давай выкладывай полным текстом, какие сплетни ты еще собрала? – сдалась Галина.
– Это не сплетни. Приходил дядька с бородой и Домком ему показал, где сделать татуировку.
– Где рисовать...
– Нет, – засопела Ариша. – Я слышала, он так и сказал «я вам сделаю самые модные тату, соседи позавидуют». А Домком засмеялся и сказал, «только не надо никакой уголовщины и голых баб в соблазнительных позах...»
– Я поняла, – вмешалась Таня. – Действительно, сегодня приходил художник, который должен облагородить наш дом...
– Окультурить... Понятно... – кивнула Галина. – Ладно, давайте ужинать.
– Так вы что, хотите, чтобы наш дом татуировали? – спросила Ариша.
– А почему бы и нет? Будет рисунок на стене, а не скучные кирпичи, – сказала Галина.
– Как вы не понимаете?.. Он возьмет и нарисует обнаженных женщин, и все будут думать, что в этом доме все ходят голые...
– Та – а – ак... – протянула Галина. – Я не поняла этот логический пассаж...
– Это не пассаж, это правда жизни.
– Тань, с кем у она у нас во дворе дружит? – повернулась Галина к сестре. – Кто ее так просвещает?
– А она все время возле взрослых крутится. Писателю проходу не дает...
– Понятно. – Галина подвинула в сторону Ариши хлебницу. – С хлебом ешь, а то совсем худоба. Кости торчат.
– Зато меня в модельный бизнес возьмут.
– Давай бери хлеб, модель вы наша.
– Ну разве сегодня разговеюсь... – вздохнула Ариша и взяла ломтик хлеба.
Галина и Татьяна переглянулись.
– Вроде священнослужителей в нашем доме нет, – не удержалась Галина.
– Книжки читать надо, а не в смартфоне сидеть. – Буркнула Ариша, и никто ей возражать не стал.
На этот раз плановое собрание Домком не проводил. В воскресный день стоял с художником на детской площадке с разложенными на скамеечке эскизами – яркими картинками, на которых были нарисованы вполне пристойные, соответствующие времени изображения того, чего в ближайшей округе не было – речки с покрытым цветами берегом, где стояли с устремленными в будущее взглядами воздушная, готовая взлететь девушка, и мужественно-незыблемый, накрепко соединенный с берегом юноша. Художник сказал, что готов вместо этих идеализированных фигур воплотить в красках кого-либо из жильцов. Но, естественно, чтобы те хотя бы отдаленно соответствовали идее отображения чистоты и силы отношений мужчины и женщины. Ариша, при всеобщем скромном молчании, ткнула пальцем в стоящих в сторонке Таню с Гошей и громко произнесла:
– Вот!
И не стала больше ничего добавлять.
Таня вся зарделась и, отвернувшись, стала изучать стену соседнего дома, а Гоша переплел руки с выделяющимися бицепсами на груди и прикрыл собой Таню от глаз художника.
Против подобной картины на стене их дома из присутствующих на площадке никто не возражал. Правда были пожелания. Боря, вспомнив свое буддистское прошлое, выразил желание увидеть хотя бы отдаленно снежные вершины Гималаев. Но художник сказал, что их дом слишком мал для подобной картины. Поэт Вася заметил, что было бы совсем к месту над фигурами начертать если не его гениальное четверостишие, то что-то из Басё или на худой конец классическое: «Моя рука в твоей руке – какое чудо»... Художник сказал, что текст будет конкурировать с изображением и сковывать полет фантазии зрителя.
Домком был доволен практически всеобщим одобрением, но пока конкретно художнику ничего не сказал, потому что отсутствовали некоторые уважаемые жильцы. Рома-мистик еще не вернулся из своей командировки невесть куда. Возможно он, как думал Боря, выполнял тайное масонское задание. Не спустился со своей верхотуры Алик- интернет, который видел собравшихся, но традиционно проигнорировал коллектив. Отсутствовал Писатель, который уехал в деревню, «где обитало вдохновение», как пояснила Ариша, которая пытала его перед отъездом: «А как оно выглядит? Оно мальчик или девочка?» – «Кто?» – «Вдохновение». – «Вообще-то – это оно. Не он и не она». – «Значит неживое...» – «Да, слава богу, неодушевленное». Она хотела уточнить у художника, потому что он тоже говорил о вдохновении, что значит «неодушевленное оно», но тут появились Язя с Евгенией. Они остановили уже собиравшего эскизы художника и сказали, что фигура мужчины совсем неуместна. Она разрушает ту гармонию, что присутствует между женщиной и природой и ее однозначно не должно быть на фасаде их дома.
Домком сказал, что большинству подобное изображение понравилось и, следовательно, оно будет воплощено на стене. На что Язя заявила, что в данном вопросе должен быть консенсус. А если его нет, то она обратится в соответствующие инстанции, отстаивая свои, то есть их с Евгенией, права. И пригрозила, что даже если ее там не поддержат, нанять маляра, который «за хорошие деньги мигом закрасит всю эту мазню...»
– Хорошо, – сказал Домком. – Тогда пока остановимся на одной девушке как олицетворении матери-природы.
Против подобной трактовки Язя возражать не стала.
А художник уточнил, следует ли в таком случае оставить девушку такой воздушной или все-таки приблизить ее к образу матери-природы...
– Это несущественно, – сказала Язя.
Шли дни, а Рома и Писатель, чье мнение необходимо было тоже учесть, не возвращались. И в период этого ожидания выяснилось, что с большой вероятностью их дом попадет в зону реновации, потому что хотя и не старый, но маленький для этого района и на этом месте можно поставить высотку раз в пять, а то и больше, выше, а это значит в пять раз больше будет квартир и отдача этого кусочка земли будет более эффективной и для города и, естественно, для строительной фирмы. И для будущих жильцов, которые мечтают жить именно в этом уголке города. Что же касается ныне проживающих, то они получат в этом новом реновационном доме самые лучшие квартиры, не меньшей, а то и большей площади и на самых престижных этажах на выбор.
Слухи становились все настойчивее и наконец подтвердились безоговорочно на срочно созванном собрании жильцов, на котором в президиуме сидели представитель городской власти, президент строительной компании и архитектор, чей проект будущего небоскреба в цветном изображении высвечивался на белой стене бомбоубежища. К этому времени уже вернулся из командировки Рома-масон и из деревни вызволили у вдохновения Писателя. На этот раз вопрос был настолько серьезный, что требовал исключительного единогласия всех жильцов.
Сначала городской чиновник долго рассказывал о том, что сделано администрацией за последние годы, как похорошел и вырос их родной и любимый город. Потом привел убедительные цифры большой потребности в новом жилье, потому что шла бурная миграция сельского населения и мимикризация их в городское население, а городская территория не резиновая... И закончил он без сомнений:
– Я уверен, что вы меня поняли. Тем более что каждый из вас от реновации будет исключительно в выигрыше. Вот пусть нам архитектор расскажет, в каком раю вы будете жить.
Архитектор тоже довольно долго водил светящейся указкой по рисункам будущего райского дома, описывая будущие квартиры с детальными пояснениями, где что можно будет расставить из мебели, словно та заведомо безвозмездно входила в интерьер. И расписывал так воодушевленно, что если не всем, то большинству захотелось тут же перенестись из этого бомбоубежища в описываемые райские уголки. Правда, в самый экзальтированный момент кто-то придавил хвост опять забредшему вслед за жильцами Мурзику и тот истошно выругался на обидчика и потребовал его выпустить наружу. Но возникшую паузу тут же заполнил бодрый строитель, расписывающий чудо-материалы, которые пойдут на строительство нового дома и в котором обязательно найдется не этот подвал, а настоящее помещение для правления дома и прочих собраний – заседаний. И, перехватив внимательный взгляд Ариши, ее увеличенным в очках до начальственной требовательности зрачкам сообщил, что будет и игровое помещение, дабы в холодное время дети могли там играть...
Потом говорил Домком, который выбрал себе уже квартиру в новом будущем доме большей, чем у него была, площади, напирая на жизненную необходимость подобной реновации в связи с недостатком земельных участков для строительства в городе и патриотическую сознательность.
Первыми все поняли Алик- интернет и Язя с Евгенией, которые сказали, что им по барабану в каком доме и на каком этаже жить, но компенсация за бездомье, пока они будут тусоваться в гостинице, пусть и за счет строительной фирмы, должна быть. Президент компании согласно покивал и заявил, что это можно будет оговорить отдельно. И эта его поспешность в удовлетворении требований стимулировала остальных на торг. И неожиданно для всех самой напористой оказалась Татьяна, которая на этот раз присутствовала и сидела рядом с Гошей, который не убирал свою руку с ее талии. Рдея, то ли от смущения, то ли от больших планов на будущее, она заявила, что пока будет строиться новый дом, они с Гошей создадут семью, у них будут дети и им нужна будет не Гошина однокомнатная квартира, а с учетом разрастания семьи...
Президент компании вопросительно посмотрел на Домкома. Тот сообщил, что действительно, у Гоши – однокомнатная, а у Татьяны нет, она проживает у сестры... Тут вмешался представитель городской власти. Он поинтересовался, где трудятся будущие молодожены и как скоро они планируют создать семью. И на ожидающий взгляд Татьяны пробасил:
– Да хоть сейчас... Я готов.
– Ну в таком случае, – он посмотрел на президента компании, – я думаю мы решим этот вопрос и будут у вас настоящие хоромы...
И явно переволновавшаяся Татьяна благодарно прижалась к Гоше, отчего Галина поймала себя на завистливо – тревожной нотке: выпадет ли сестре семейное счастье...
Поэт Вася сказал, что хотя небоскребы не способствуют творчеству, музы живут в небольших домах и на природе, но в принципе он не возражает, если у него появится пусть небольшой, но отдельный кабинет, которого в нынешней его квартире нет. И тоже получил заверения, что его просьба будет учтена.
Боря, не получивший от Ромы ожидаемых пояснений по поводу его вступления в масоны, вновь почувствовал себя буддистом и потребовал квартиру на самой верхотуре с большими окнами в сторону невидимых, но ведомых ему снежных вершин.
Писатель поинтересовался, если он вдруг не доживет до новоселья, перейдет ли его право на квартиру к наследникам, и, получив утвердительный ответ, тоже не стал возражать против реновации.
Только Рома-масон и Галина ничего не стали просить, но и не сказали ни «да», ни «нет».
Покидали бомбоубежище все несколько озабоченными и каждый, отойдя от дома, незаметно для других исподволь окидывал взглядом свой в общем-то неплохой и не такой уж и дряхлый, правда, маленький дом. И пытался вообразить на этом месте небоскреб с таким множеством жильцов, что никто ничего не будет знать друг о друге. И будет кутерьма и одиночество, потому что когда всего много, становится неинтересно...
– Какие же вы, взрослые, глупые, – вздохнула Ариша. – На новом доме никто нам не нарисует Таню с Гошей...