ПРОСТО ЧИСЛА

Стихотворения

[***]

занял тебе беспричинное место и дальше не знаю что делать со всеми этими твоими петлями и крючками.
международный день багажа – до обеда несданного после обеда – утерянного как мне кажется безвозвратно.
мертвые цезари идут в проем ворот один за другим один за другим кто просто шаги а кто еще и монету чеканит.
и на всей поверхности жизни от них остаются точки линии морщины намеки веснушки раны родимые пятна.

я ведь сперва хотел просто в шутку тебя приобнять слегка ну знаешь как это бывало на наших корпоративах ан прошло полвека.
потерялся шарик чугунный прости что-то вспомнил тупо да а другой пока горевал невзначай раскололся.
но зато детей-землекопов время от времени показывающихся из канавы и утирающих пот тыльной стороной ладони
у нас полтора человека.
и они раскопали нам всем голоса плавильных печей венчальных свечей застольных речей безграничных врачей
и одного занесенного песком временного колодца.

и ничего что снова надорвано все что заместитель начальника цеха на планерке в начале недели приказал сметать на живую нитку.
и оказалось сулемой или в лучшем случае метиловым спиртом все что антропологи и фольклористы вечно считали
ни больше ни меньше живой водою.
только почти неслышно втайне от себя самой назови меня радостью и приговори меня этим к пыльному лучу глиняному кирпичу
золотому избытку.
а я в ответ покажу тебе до сих пор неопубликованные фотографии снежного барса верхнего ларса горного кварца святого старца
и планеты марс когда она была молодою.

[***]

был день как шерсть
разодран по клочкам
по елочкам
неряшлив
одинаков
перегоняли снег на бетакам
стояли добровольцы у бараков
победу присуждали по очкам

блевали с ханки
и жевали жмых

испытывая счастье первой дозы
подростки хорохорились
а их
подруги молча сглатывали слезы

засыпан пеплом кустик у окна –
курили целый день
была страна –
одна большая братская могила

я помню что тогда была весна
тогда была война
была и выла

[***]

ложные друзья переводчика:
незаметный сбой передатчика
странная потеря попутчика
тихий всхлип веселого ситчика

ложные друзья переводчика:
скрежетанье автоответчика
откровенье сбитого летчика
жалкие слова челобитчика

ложные друзья переводчика:
ух-ух-ух-ух-ух минометчика
тратататата пулеметчика
тратататата автоматчика
трататата автоответчика
трататата сбитого летчика
тратататата челобитчика
тратататата передатчика
трататататата попутчика
тратата веселого ситчика

переводчик не заикается
просто из него вырывается
то что мы доселе не ведали

то ли мы неловко обедали
то ли нас неправильно подали

[***]

как положено
праздник встречали:

надев
белые одежды
и сверху – еще одни
побелее

накрыв
громоздкую вечную память
кружевным наслажденьем

умыв
строкою строку
(обязательно нечетную –
четной)

цитируя
начало псалма
номер шестьдесят
на электронной псалтыри

возлегши на левую сторону
как несвободные люди

все как один
с отсохшею правой рукой

ибо мы забыли тебя
как забывают
невыносимое счастье
и страшный сон

[***]

четверг – бездумный, томный, рыбный,
креветки, крабы, облака.
промолвишь: крибле-крабле-крибле
и видишь – армии погибли,
но возродились из песка.

песок, обманывавший бога,
зато придумавший стекло,
влечет нас красотою слога,
затягивая понемногу
в свое холодное тепло.

мы тоже быстро остывали.
валюту бережно меняли,
потели, путались в словах.
в бретани, польше и ливане,
плюя на небреженный прах,

над миром армии вставали
и воевали в головах.

[***]

поезд
вырывается на свободу
по опорным столбам
на грохочущий виадук
под которым иная свобода
идет по кругу
танцует поводя плечами
медленно тлеет
начиная с пяток
земля
черт бы ее побрал
не хочет порядка
срывает кору с петель
взрывается
вырывается
растекается лавой
ищет по узким улицам крэк
тихо потрескивая
лопая стекла
застегнем на себе тесную цивилизационную шкурку
уйдем уступая окурку
дождем городским и тихим
уступая самуму пассату муссону
тем в чью честь
любят называть
гоночные и боевые машины
и что само утихнет
через несколько поколений
уйдем
как завещал великий лемминг
как учит эллинистическая парфия
всегда исполняя законы
кавалеров св. себастьяна
первой степени

[***]

там просто числа: десять, тридцать.
они сошлись на карте так,
как будто за рулеткой сбыться
хотел не кто-то – пастернак,
и грош, у вечности украден
на музыкальный автомат,
по кочек череде и впадин
бежит, ни в чем не виноват.

что напевают, умирая,
за символической стеной?
в четвертом ящике от края?
в костедробилке жестяной?
и как у них хватает силы
и текст запомнить, и мотив,
у края будущей могилы
рукою землю захватив?

да-да, любить не тело – руки,
не слово – буквы, не листву –
а почки, на краю разлуки –
от жизни оторвав – москву,
вернее, не ее, а точку
на карте, почерка наклон,
что в строчке «загляни на почту»
в сердцебиенье превращен.

так скульптор торс и локоть лепит,
и ангел, в муху обратясь,
все слышит: клекот, ропот, лепет,
воздушных перекрестков связь,
и, небольшой, уставший виться –
к идти уставшему – приник.

там просто числа: десять, тридцать.
рожденье, смерть, и все – при них.

[***]

свистнет еще, услышишь, и там, где расслаивается свет
от краснокирпичного – напрямик через ледяной – к лубяному,
выйдут, почти что совершенны, хотя их и не исполнишь тут
в передвижных кукольных театрах вращающихся в поту
сельскохозяйственных поселений, равно и в благочестивых
поселках близ разделительной черты, этих пасеках неба –
впрочем и в тех, на которые ежевечерне смотрят они
через щели прицелов, и те на них смотрят ответно
через такие же, тоже нельзя показать – странное
сближение, ну хоть вагнера там порой можно исполнить,
даже желанно: один их великий шейх все ездил
во время войны встречаться с бесноватым адольфом –
забавно, что «бесноватый» – тоже пропагандистский штамп
своего времени, это был риторический ход, нагнетаемая
истерика, в тот год был сильный мороз, и из лесу вышли
разные существа, ну и он среди них, и сразу направился
к поселеньям ишува, а некоторые утверждают, что к лагерям беженцев, но какие
там беженцы, до них еще без малого четверть века,
впрочем нашим детям и вашим уже фактически все равно,
ваши-то вообще даже слова ишув не знают, и он направился,
странно скорчившись, будто прижимая что-то к животу, и при этом там – знаешь – звучала
увертюра к лоэнгрину в исполнении
большого симфонического оркестра баварского радио и телевидения, и они должны были выбирать:
те, которые играли на уде и на дарбуках, сначала было рванули
к тем – из краснокирпичных, ледяных, лубяных, потому что понятно –
у них тоже струнные и этнические ударные, но быстро
сообразили – и побежали к баварцам, а уж скрипачам и альтистам поневоле осталось
сгрудиться в кучку, довольно жалкую кучку возле тех трех,
и вышедший, серый, со свалявшейся шерстью, странно развернулся,
уже почти в полете, и под общий выдох внезапно
упала краснокирпичная, чего мало кто ожидал, даже не охнув,
немного дольше продержалась ледяная, потому что лед
проницаем хотя бы оптически, и световая волна не могла ее повалить, и лишь лубяная
так и стоит до сих пор на том поле, на холодном ветру, на нестерпимом
сквозняке, в нее возят в защитных костюмах у которых кевлар – это
только внутренний слой, о наружных мы умолчим,
специальные делегации с третьим допуском к центру,
где стоит временнáя игла, где расслаивается свет.