ОБЫЧНАЯ ТАКАЯ БИОГРАФИЯ
Небольшой, но содержательный разговор с прямым потомком Александра Сергеевича Пушкина, поэтом, главным редактором знаменитого журнала «Слово/Word» Александром Пушкиным. – Александр, о вас чрезвычайно мало известно, и когда я в соцсетях запостила нашу совместную фотографию, все невероятно оживились и заинтересовались. Так что сейчас мы будем исправлять эту несправедливость. Расскажите, пожалуйста, о себе – где Вы родились, где учились, где живете сейчас?– Родился в Москве. Учился в спецшколах: в 20 школе, потом в 17. Может быть, кто-то слышал об этих спецшколах. Но из первой меня выгнали.– За хулиганство?– За неуспеваемость скорее. И за то, и за другое.– А неуспеваемость была по математическим предметам? Или по гуманитарным тоже?– По-моему, по всем.– Тогда вы немножко даже переплюнули своего прапрапрадедушку. А что было после школы?– У меня было очень много работ, две трудовые книжки. Педагогический институт. Обычная такая биография. Но в 86 году я уехал в Нью-Йорк.– И до сих пор живете, в Нью-Йорке, да?– Да.– А на каком факультете вы учились в Педагогическом институте?– На филологическом. Русский язык и литература.– Если Пушкин ваш прапрапрадед, то вы, получается, его прапраправнук?– Да, именно три раза.– Чувствуете ли Вы с ним сходство – внутреннее и внешнее? Когда я разместила нашу фотографию, многие писали – «Да, очень похож!».– Это уже шесть поколений, далековато. Вот это мой прадед, он тоже Александр Александрович Пушкин. Про него я много знаю, мне бабушка рассказывала. И она говорит, что я на него в молодости был похож. Он корнет. Был очень хороший человек, благотворительный, о нем можно говорить очень долго, в отличие от меня. С ним мне как-то ближе. Просто потому, что ближе по времени. О нем я больше знаю из первых уст. А с Пушкиным, наверное, так же, как любой другой человек может ощущать с ним связь.– Наверное, мы все ощущаем, действительно. Часто ли вы читаете и перечитываете его стихи, прозу, драматургию? И что чаще другого, если перечитываете?– Если чаще, то скорей прозу.– А что именно?– «Повести Белкина». Иногда Пугачевщину, анекдоты.– А письма?– Кстати, да. Раньше не читал, а недавно попались последние два тома, там его письма к жене. Я просто был, надо сказать, поражен. Не ожидал я таких трогательных отношений.– А почему раньше не брались читать письма?– Просто не люблю читать чужие письма.– У меня всегда был барьер перед тем, чтобы читать письма, но тоже со временем я научилась его немножко преодолевать. Могу ли я попросить Вас прочесть Ваше любимое стихотворение Александра Сергеевича?– Знал, что вы меня спросите и вспомнил, что я с детства знал наизусть только одно четверостишие, точнее две строчки. Больше я ничего наизусть ничего не помню. Так же, впрочем, как и своего.«Все изменилося под нашим зодиаком:лев козерогом стал, а дева стала раком»– Да, остроумно! А я больше всего люблю у Александра Сергеевича лирику 30-х годов. Почти каждое стихотворение мне кажется потрясающим.– И 20-х неплохо.– Как Вы относитесь к современной поэзии? Кого из современных поэтов для себя выделяете?– Есть много, конечно, прекрасных поэтов, хороших, разных. Мой любимый поэт – это Николай Агнивцев, которого мало знают вообще-то. На него в наше время мало кто похож, разве что Александр Величанский, но это было тоже давно. Книгу Агнивцева с моей подачи издала Лариса Шенкер в Сан-Франциско. Но она оказалась совершенно не прибыльной.– Можете ли вы из этой книги прочесть какое-нибудь стихотворение?– У Агнивцева можно читать все что угодно. Ну вот хотя бы это…Машинально в зал вошел онС модной шляпою в руке,Машинально занял столик,Сел в уютном уголке.Машинально взял он карту,Заказал обед, вина,Машинально пообедал,Осушив вино до дна.Машинально вынул спичкиИ, сигару закурив,Машинально удалился,Ничего не заплатив.Вот такие у него стихи – легко и просто.– У меня есть ваша книжка, вы мне ее и подарили. Она издана уже довольно давно, и в ней стихи, написанные до 96 года. А выходили ли у Вас после нее книги стихов?– Да. Лариса издавала.– В каком году?– Позже. Относительно недавно издали в Москве. Но она получилась какая-то «левая».– Позже я попрошу вас прочесть стихи, но сейчас хочу спросить – клонят ли вас «лета к суровой прозе»? Пишете ли Вы что-то не в рифму?– Я всегда писал, возраст тут ни при чем.– А что вы писали – рассказы, романы?– Сказки.– Детские? Ничего себе. Вот это да.– Но больше десяти страниц я писать не могу. И то много. Ну и еще семейные мемуары.– Это тоже очень интересно.– И собственные воспоминания тоже были.– Они издаются или это пока еще рукописи?– Все уже как-то напечатано.– Хорошо, мы теперь будем знать, что искать и читать.– В интернете есть только про потомков. Остальное в журналах.– А что Вы читаете из современной прозы?– Будучи редактором, мне есть что читать.– Мы поговорим о вашей редакторской деятельности. Но если ее пока исключить?– У меня лежит много книжек, по очереди их открываю. Там и Лев Гумилев лежит. Что кстати, отчасти актуально на нынешний момент, в том числе со всеми этими китайскими делами. И Свифт. Свифта иногда читаю. Это еще бабушкина книжка, раритетная.– Конечно, нам о вас интересно абсолютно все. Например, какую музыку вы слушаете? Вообще, вы меломан?– Не сказать, чтобы меломан… Я сейчас слушал Каро Эмеральд из Голландии. Джаз. Не то, чтобы я поклонник джаза, просто девушка симпатичная.– А если говорить об изобразительном искусстве? Кто Ваш любимый художник?– Тоже сложно. Я могу сказать, что это Гойя, это Босх. В молодости я часто ходил в пушкинский музей изобразительных искусств, и очень любил сидеть в зале художника Руссо. Не Жан-Жака, а по-другому зовут, Анри Руссо, примитивизм такой. Там не было народу, не было старушек, можно было спокойно заниматься своими делами.– Мне опять хочется вернуться к Александру Сергеевичу. Известно, что у него особенная творческая активность была именно осенью. Как это вообще бывает с вами? Может быть, в какое-то время года вы больше пишете, или, допустим, вам надо куда-то уезжать, например, к морю, чтобы писать?– Это зависит от жизненных обстоятельств, которые не зависят от погоды.– То есть, это не связано с антуражем времени и пространства? А какое у Вас любимое время года?– В Нью-Йорке мне нравится такая погода, как сейчас. Ночью было минус пятнадцать плюс ветер. Очень хорошо!– Давайте поговорим о вашем журнале. Насколько мне известно, в нем в свое время печатались Иосиф Бродский, Андрей Битов, Сергей Довлатов, и, вы говорили, что Довлатов даже должен был стать главным редактором, да? Расскажите о журнале. Как он возник, как менялись главные редакторы, какие трансформации он проходил, как вы его возглавили?– Вот это начало:Сидели как-то в парке вечеркомПод иностранным кипарисом:Молчун Иосиф с золотым значком,Серега, здоровяк с початым пузырьком,И хрупкая, как лепесток, Лариса.Дальше вся история. Это Бродский, Довлатов и Лариса Шенкер. Они как-то решили, что пора делать русско-английский журнал, американский, и двигать культуры навстречу друг другу. Так как Бродский вообще в эти дела не лез, Довлатов был занят, сказали: «Лариса, вот ты этим и занимайся». Она с 87 года стала этим заниматься и занималась до конца жизни в 2009 году. Была абсолютным диктатором и самодуром. Все решала сама, редколлегия была не нужна.– Журнал был очень хороший. А потом вы подхватили? Или еще кто-то был после Ларисы?– Я не подхватывал. Но просто он остался совсем бесхозный. На него были претенденты, не будем говорить, какие, они известные. Вот они хотели подхватить, и почти уже подхватили. Но мой друг и заместитель Лева Бердников уговорил, сказал: «Давай лучше делать это вдвоем, не надо никому отдавать». Он нашел всех знакомых, редколлегию более или менее подобрали, и так все пошло-поехало.– Покажите, пожалуйста, последние его номера, чтобы мы могли видеть обложки. Кто в них издан?– Вот обложечка Дмитрия Плавинского. Обложки мы часто не меняем. Потому что для этого надо искать художников, и деньги им платить надо.– Да, очень красивые. А можно ли Вам присылать материалы для журнала? Вы рассматриваете «самотек»?– Можно. Все присылают.– Тогда попрошу у вас адрес, чтобы все заинтересованные пишущие люди могли вам присылать свои тексты. Что еще можно присылать? Принимаете ли вы критику?– Публицистику, но ее мало. Рецензии. Конечно, все. Любую литературу. Вот адрес:Slovo.Word@gmail.comCultural Center for Sov.RefugeesP.O.Box 1768Radio City StationNew York, NY 10101-1768– Спасибо Вам огромное за первое знакомство. Я надеюсь, что мы с Вами еще встретимся и пообщаемся. Могу ли я попросить вас на прощанье прочесть три ваших стихотворения?– Это не стихи, скорее – мысли вслух:Я боюсь, когда все просто,Подозрительно оно,Хоть какая-нить загвоздка,Хоть какое-нибудь «но»,Хоть подножка, хоть подлянка,Неудачный поворот,Хоть какая-нить изнанка –Остальное все сойдет.Но в другой – глобальной былиОказалось: нет примет –Мы с тобой непросто жили,Только где он – Happy End?Теперь
Я Ада реально боюсь,Как письма из городской конторы,Слишком ясно – на чего нарвусь.А за что? – не надо прокурора.По нутру – себя я здесь прожег,Как на колья в «Даках» – еженощно.Но – на вилке, голым, в кипяток?Может, есть у вас чего попроще?Может быть, в отстрел, как Себастьян?Как Тантал – на жажду без возврата?Или Ноем – вечно в луже пьянНа зеленых склонах «Арарата»?Да-да-да, – на все. Готов испить –И ближайших, и дальнейших далях.Дай, Господи! – Наталь, тебя не обвинитьВ своих печалях.Это невеселые какие-то номера.– Прочтите еще какое-нибудь завершающее.– Ну например, кто мой любимый? Ну, Георгий Иванов, естественно. Это старое стихотворение.Равнодушен, прилизан и томен,Пару строф набросав на клочке,Датский принц, жиголо, то ли воин,В узкоплечем смешном пиджачкеМеж парижских блевот и болвановВыступает за белым шабли.Ты ли это, Георгий Иванов?Не видались, как с Дону сошли.– Замечательно. Спасибо вам огромное. Теперь мы все будем вас знать. Если в интернете невозможно найти ваши стихи, то все пойдем с библиотеку.– Но есть «Читальный зал», «Литбук». Там стихи есть.– Спасибо, будем искать!Интервью брала Надя Делаланд.