ДАЛЬТОНИК

Поэма

Назови одиночество так:

Иван, не помнящий родства.

Назови одиночество так:

Опоздание на свидание.

Назови одиночество так:

Восход недоброй луны.

СУНЬ ПАЛЬЦЫ В РОЗЕТКУ!

Не слушай внутренний голос.

Из искры позерства

Возгорится Солнце правды…

Я растопил кирпичную печь квитанциями,

Так и не узнав, о чем написано в них.

И не спрашивай больше меня: «Маугли, пить будешь?

Есть по одной бутылке на рыло».

Нет, держиморда членистоногий.

Понимаешь ли ты слово «нет»?

В таких случаях я не брезгую и доносиком.

Сообщить, где торгуют смертью?

В госаптеке на улице имени Пушкина!

Мне стыдно за целую жизнь.

Поменьше бы жить и побольше бы спать.

Смысл жизни не ищут. Просто хотят жить по-своему.

Но зачем дворнику сапоги, если он не читал Верлена?

Деньги – всего лишь эквивалент.

На ярославли любоваться, что ли?

А предательство есть роскошь юности.

Стыдно признать мне:

Для меня до сих пор поэзия веры важнее.

Вот решил мальчик поиграть с девочкой

Вдали от глаз народа

И говорит:

«Давай я чуть-чуть повешусь, а ты меня снимешь».

Женщина – друг человека? Нет. Я хочу изнасиловать.

Я всех люблю, кроме Татьяны Лариной.

Поэзия более, чем бравада. Ставлю эксперимент

Над теми, кто за меня в ответе.

Выживешь, если ты способен играть.

Играть ближними,

Предавать ближних,

Мстить им за то, что нет дороги к дальним,

Метаться от одного человека к другому,

Переходить на сторону врага.

Проклятый поэт должен быть предателем.

Разве я сам не хочу, чтобы так было?

Абсолютная монархия невозможна.

А свободным станешь, если случайный прохожий

Вручит тебе железный посох.

Слава тем, кто, не поднимая взора,

Шли в абортарий в шестидесятых,

Спасая отечество от позора.

Плохая у нас экология.

Слишком мало здоровой пищи.

Слишком много ночных горшков.

Целый год и весело, и романтично

Жили в курятнике сельские птицы,

Гадили на нижних,

Боялись, что нагадят сверху,

Размножались вегетативно и половым путем,

Вешали новогоднюю елку на потолок,

Пока не приперлась из леса заграничная лиса

С галстуком-бабочкой, в круглых очках,

С тарелкой, вилкой и ножом.

Подошла, никого не стесняясь, снаружи к решетке,

Через которую ни одна курица не пролетит,

Но легко пройдет вилка,

И вонзила вилку прямо в лысое крыло

С надписью «Не забуду мать родную».

И тогда высоко над миром

Раздалась труба архангела,

Туманный Альбион погрузился в вечер,

И времени больше не стало.

Единственный вывод из всех моих книг –

Всегда и везде все плохо.

Но ежели ты человек второго сорта,

Ежели у тебя свиное рыло и мушиные крылья,

Сделай бороду себе, как у чукчи,

Набей на лодыжке татуху, как женщина.

Упирайся рогом четыре дня вместо шести,

Пей и торчи. И ешь своих ближних.

К чему и ведет научно-технический прогресс,

А также эзотерика, спиритизм.

Или проработай целых сорок лет на режимном объекте,

Чем и гордится хабалка

Из квартиры напротив.

Я предпочел бы украсть и убить.

Только не себя! Только не себя! Только не себя!

И Усатая пусть живет.

Усики и ушки.

Когда закончилось мое детство,

Каждый раз, ложась спать,

Я представлял, как долго смотрю в петлю,

Видел свои корчи в петле,

И смолкали на пустых улицах

Голоса недовольных людей,

Как собачья брехня с укусами исподтишка,

И вставало солнце.

Единственный смысл неудавшейся жизни –

Покончить с собой, испытать агонию.

Жизнь – это полярная ночь, смерть – рассвет.

А дальше – ничего.

Только не себя! Только не себя! Только не себя!

Убей патриота, убей ксенофоба,

Спроси голодранца за штаны «Абибас»,

Убей гопника,

Убей вмазанного подростка,

Назови чеченца рабом,

Убей чукчу, если он скажет:

«Я твой мама абаль!».

Меня воспитывали только книги,

А все упорно думают, что улица.

Мне казалось, что ворона белая, а она черная.

Мне казалось, что куртка черная, а она синяя.

Мне казалось, что небо черное, а оно серое.

Мне казалось, что земля черная, а она теплая.

Я всю жизнь мечтал вырваться от слова яркого

К слову тусклому.

Мне приснилось, что луна взорвалась,

А поезд с каким-то человеческим именем

С рельсов сошел

И погнался за мной по родимым полям.

Ничего особенного не происходит.

Дышу воздухом, в том числе сигаретным,

Ганинский валенок из поселка Белая Холуница.

Был когда-то нормальный мальчик.

Дали по голове –

И получился ушлепок.

Будешь плохо учиться, станешь таким же, как Ваня.

Русь пролетарская?

Но не Цой, а НОЙ жив…

Вывод: мозги железные, а на сердце дало.

Не слушай внутренний голос.

Вот мальчики в детском саду

Играют пластмассовым коронавирусом

И коробкой от карбоната лития.

Я-то поясню за жизнь убогую,

А студентик с ружьем

Успешнее, чем каждый из нас,

Исполнил свой гражданский долг.

Это лучше, чем лишний раз родануть.

И звон кандальный, как четки монаха, дороже

Звона монет и поэзии сытого человека.

Деньги – всего лишь эквивалент.

И побои престижнее аплодисментов.

Дяденька с солнышком на руке

Издавал альманах «Северный Крест».

Господь в ответ на молитву шлет горе.

Господь в ответ на молитву шлет горе.

Боли, боли, моя звезда,

В железном-железном

Лесу.

Я убил человека

И совершал кражи.

Я угрожал заместителю декана убийством.

Я создал в социальной сети группу смерти.

Я воспевал в стихах сатану.

Я покупал у честных людей

Марь иванну, ксюшу и белену.

Я предлагал своим ученицам

Сходить со мной за пивом.

Я легко пронес нож

Через КПП психбольницы.

Я внушил психиатру,

Что нет у меня голосов.

Всякое знакомство со мной заканчивалось

Разочарованием и предательством.

Не я их, так они меня.

Я и сегодня способен оклеветать.

За что ненавижу людей?

За их клевету. Это исчерпывающий ответ.

«Меня родители били, и я нормальным вырос».

«На тебе пахать надо. Руки-ноги есть».

Сидя на дежурстве в маленьком детском саду,

Я строю елочки из маленьких Иисусовых молитв,

Словно детские пирамидки.

«Господи» – вдох – линия вверх.

«Помилуй» – выдох – линия вниз.

12 молитв – 3 елочки.

40 молитв – 10 елочек.

Эти деревца тоже устремлены в небо.

Теперь можно и сфотографировать что-нибудь достойное красоты:

Игрушечную крысу с общипанными усами,

Настоящего черного сторожевого кота Дымка.

И мир мирует.

И жизнь жительствует.

Разве я раб Господину своему?

О Боге я впервые узнал в 5 лет от прабабушки:

«Святой Дух все видит. Все слышит».

Ударившись виском о письменный стол,

Подбегал я к окну и грозил кулачком:

«На, проклятый Святой Дух!».

И Бог входил ко мне в комнату, как таран,

Через кирпичную стену…

Словно к ученикам воскресший Христос.

Я так хочу поменять фамилию!

Сами вы все тараны,

А я никакой не Таран, к чертовой бабушке.

Но всю жизнь многомятежный я.

Пресвятая Богородице, прости нас.

А сейчас Бог терпеливо слушает мои любимые ламентации

Под тиканье вечных настенных швейцарских часов.

– Родился я выкидышем поносным.

Помру засохшей соплей зеленой.

Со смехом зубы мои считали

И волосами мыли пол в туалете.

– Мысли – дома, вещи – у воров.

И – смиренномудрый вид никчемный.

И торчат из длинных рукавов

Отвратительные тонкие ручонки.

– Когда же пьяненьким в мусоропровод…

Кстати, навеки хочу остаться

Скрюченным полудурком избитым

В очередях покинутой жизни.

– Слабогрудый, он затравлен шантрапой,

Ради смеха всем давно рассказан.

Да такой и жить-то не обязан.

Вот и не кончает он с собой.

– А я заранее знаю, что скажут соседи:

«Педик, дебил, наркоман».

Не слушай голос внутри.

И никогда не разговаривай с прохожими мысленно.

Я хотел бы еще раз показать людям мою спину.

Я хочу, чтобы в Кремль залетела воздухобежная машинка

И белочка забрела.

Стоило мне открыть двери собора наружу –

И я услышал, как грязно матерятся стоя на ступенях

Безнадзорные дети.

Увечье отняло у меня смелость.

Я от горестей и страха глупец.

Я растерялся.

Они оклеветали и оскорбили меня

За немощь и шутки ради.

ИНВАЛИДУ – вот кому ваши налоги уходят!

Но, Господи, слышишь,

Услышь, Господи:

На моем месте мог быть и кто-то другой!

Господи Иисусе Христе, помилуй нас, грешных.

Боже, милостив буди нам, грешным.

Пресвятая Богородице, прости нас.

Радуйся, Кресте четверолучеогненный!

Радуйся, древо благосеннолиственное!

Радуйся, Грех и Клятва!

Дщи Вавилоня окаянная,

Блажен, иже имет и разбиет

Младенцы твоя о камень.

Довлеет дневи злоба его.

Вымолишь себе горе, праведник!

Лоботомия и кастрация.

Когда я вырасту большой,

Я буду жить в психоневрологическом интернате.

Курочка Ряба, ты моя баба.

Имелось: пространная книжная выставка-лабиринт

На открытом воздухе.

Каждый прохожий мог взять со стендов

Все, что хотел.

Рядом – проходные дворы, песочницы,

Помойки, река Омь без мостов.

Пьяные школьники утром после выпускных.

Чукчей призвали в армию,

А они пошли в сумасшедший дом.

Когда я лежал в сумасшедшем доме,

Мы не ходили гулять на улицу даже в клетку.

По разу – на флюху и к окулисту,

Один раз – на пищеблок за бачком.

(Я курил туалетную бумагу и подарочный чай.)

А вот обычный мужчина зашел за кусты,

И его случайно увидели дети.

Дело может закончиться крыткой.

Я ходил по выставке дольше всех, но

Интересное разобрали:

Ультрасовременный антиквариат

С текстами на церковнославянском.

Псалтирь, Апостол, Исход, а также Кузьма Рябинов –

Все из-под провинциальных станков.

Триада. Цепочка. Маятник. Каскад.

Лиса в курятнике.

Одноэтажный дом с круглыми окнами.

Железнодорожный переезд.

Заброшенная детская психбольница.

Прозрачность – мера сложности.

Прозрачность – в ней слились мужество и женственность.

Прозрачность стакана, летящего в голову,

Чтобы водка не досталась врагу.

Экскурсия по трактиру.

Трактир возмечтал стать вселенной

И был осмеян газетчиками

И детьми-садистами во дворах.

Голова моя – могила.

Я готов понести такой же крест, как Верлен

Вдали от глаз народа.

«Натыкаю тебе карандашей в голову –

Будешь ежиком, волосатый!»

С виду Никольский Казачий собор

Похож на Сухановку.

А монументы все иллюзорны,

И на знаменах не бывает вины.

Со славянского перевода

Канона Андрея Критского

Была известна

Прямиком из неполнозвучного мира

Фамилия Бога – Трегубов.

Что с того, что нечистые духи

И на веру, и на правду,

И на добро способны?

О демонолатрии черного ангела

Сатанаила

С детства знает космонавт.

А я смутно догадываюсь,

Кто такие псиоператор Дебил и Жихарка.

Пиромания и зоосадизм неслуха.

Адольф Гитлер в очочках.

Яма неба

Из мусорницы мыслей.

Грех молитвы…

Ад молитвы…

Главный враг Бога – смерть.

Когда классический университет умер собачьей смертью

(Прошу обратить внимание на мой донос!),

Я стал коллекционировать рекламу ритуальных услуг,

Могильные цветы, и венки,

И вороньи перья, и сосновые шишки,

И женские волосы с кладбища под горой.

Так и не научился быть нищим,

Но хотя бы променял тихие домашние радости

На публичное самопознание.

В жизни пригодились только историческая грамматика

И старославянский язык.

Как я провел лето? –

Секс, наркотики, рок-н-ролл.

Тряпки жгу, смеюсь.

В книгах пустынников я ценю больше всего

Случайные совпадения с моей собственной жизнью.

Не молитвенник, не подвижник,

А просто писатель Ваня Таран,

Не уважаемый, но известный.

Утром Индейского Лета я сходил за карбосом,

Влажными салфетками, глицином,

Шарахаясь от собственной тени,

Подошел к дому – земля ушла из-под ног.

Думал – эпилепсия или сердце.

Когда добрел до квартиры,

Случайно глянул в окно.

А спустя секунды за гаражами раздался взрыв.

Рядом – только станция скорой помощи и роддом.

Побежала оттуда толпа молодежи,

Угрожая друг другу и весело матерясь.

Брось в райотдел гранату, если герой.

Это даже почетно.

В новостях все равно о случившемся не говорили.

Где деньги за мой донос?

С возвращением, черный ветер!

Неспроста книга Кутилова открылась на

Радостном пророчестве о тебе!

Кто меня ночью кулаком в спину ударил

И пригрозил: Я тебя сначала убью, а потом зарежу?

Ну нет здесь людей.

Даже духа человечьего нет.

И до сих пор стоит у нас заляпанный краской

Дедов радиоприемник «Альпинист».

Может быть, все сделано не из бытия, а из будущего.

Рай наш!

Россия на краю пропасти,

Но мы вместе сделаем решительный шаг вперед!

Пусть творится здесь все что угодно.

Чтобы всему миру провалиться,

А мне чтобы чай стоял!

…………………………………………………

……………

….

Последние слова Гоголя:

Лестницу подавайте, лестницу!

Осень 2023