КИНЬ БАБЕ ЛОМ
Рассказ
Стильный, высокий сухощавый мужчина. Пьем кофе на балконе в одном известном столичном кафе. Долго распинался об эпохе девяностых. Мне его посоветовали как отменного рассказчика и просто обаятельного человека. И правда.
Два часа рассказов – готовые статьи. Я собралась откланяться, но тут он заказал бутылку какого-то очень вкусного вина и попросил…
– …ты можешь записать на потом? В том смысле, что сейчас не надо нигде публиковать. Ок? Вот спасибо тебе за встречу, что выговорился, а то молчу в последнее время. Никому не интересно, скоро забыл бы все. …история сама по себе и пустяк, но мне надо сохранить. Ни фото, ни видео не осталось – такая вот глупость. Мало ли что дальше будет. Нет, не напрягайся, ничего такого. Почти комедия. Ну и учти: фамилии могу случайно назвать известные. Ты пиши Иванов, Петров, Рабинович – как хочешь, в общем…
Его звали Салтан. Очень уважаемый человек. Да-да, ты права: Салтан был криминальным авторитетом. Скучное слово, не совсем правильное для Салтана. Большой эстет, прежде всего: никогда не надевал дурацкие клубные малиновые пиджаки. И, по-моему, был первый, кто оценил простоту и минимализм. Держал натасканного на изысканный крой портного. Ходил в идеальных костюмах. В безупречных. Всегда в костюмах. Чтоб в джинсах – никогда!
…в квартире у него я не был. В загородном доме только. Дом такой скромный, зато участок – целый парк. За парком следил садовник и небольшая армия помощников, шмыгавших, как гномы. Все они хозяина обожали. Глазами ели. И это было не со страху, а от большой и чистой любви. Внешне Салтан напоминал Жана Габена. Молодого Жана Габена. Не знаешь, на что похож Жан Габен? Ээх… ну, посмотри в интернете.
Так… о чем я? Я о Салтановом бзике. Крепкий у него был бзик на «Битлз». И на свой юбилей он решил… Но! Битлы нужны были свои. Идеально пошитые. Как костюм. Салтану сыскали продюсера. Назовем его Щукин. Мелкий такой, дрищеватый и сволочной. Колоссальный профи. Щукин к моменту салтанового бзика жестоко погибал. Был в долгах как в шелках… а кредиторы серьезные. Лютые, затейники такие. И жизнь Щукина в те годы вовсе ничего не стоила.
В общем, Салтан выкупает щукинские долги и привозит скрючившегося и окосевшего от счастья Щукина себе в загородный дом. В парке пилит конкретная классика типа «вивальди» живьем и в кустах. А Салтан сидит на поляне и употребляет кошмарное вино за штуку гринов бутылка. Салтан вообще крепкие напитки не уважал. Но над Щукиным сжалился, угостив его виски. Щукин виски освоил, заплакал и пообещал сделать ливерпульскую четверку за год. Чтоб идеально похожа: костюмы, рожи, голоса. У Салтана глазок-смотрок – хрен накосячишь. Бабки любые, полная свобода действий: рожу перекромсать, волосы нарастить, педагога из Италии привезти; в Ливерпуль отправиться, чисто, на выходные. Но никакого грима, париков, брюшек и акцентов. Иначе Щукина сдадут кредиторам целиком или по частям. Без наркоза. В глазах Салтана был веселый и безумный металл. Щукин два дня озадаченно бухал, а потом разослал своих нукеров на просторы бывшего Союза. Нукеры искали везде. Прежде всего прошлись частым гребнем по издыхающим музыкальным школам и училищам. Не погнушались пародистами и разными самородками. Среди самородков сыскался один казах, который на голубом глазу врал, что он – сын Леннона, который тайно приезжал в 1968 году. Он даже играл на балалайке Strawberry fields. В смысле, казах. Но первым сыскался не Джон, а Ринго. В Москве, на базаре. Сейчас не скажу, на каком именно. Ринго продавал фрукты явно и чачу тайно. Покупателей завлекал искусным соло на ведрах и тазах.
Он был настолько Ринго, что никакого грима не требовалось. Беда была с тремя особенностями: акцент, слабость к женскому полу и пьянство. Милейшая старушка-педагог из Гнесинки за хорошую плату акцент одолела. С пьянством сражался суровый Вася-грек. Поскольку лицо портить было нельзя, то Ринго бывал бит воспитательно. И носил тайную кличку «синяя жопа». Страсть же к женскому полу не побеждалась ничем. Кроме женского пола. Для чего Ринго регулярно выписывались дамы легкого поведения. Порой по две особи на ночь.
После Ринго месяца два поисков ничего не дали. Леннонов не было вообще, а пяток Полов Маккартни измучили Щукина. Один пел идеально. У другого глаза такие, какие нужно. Третий больше походил на шарпея – глаза жалостливые и старый. Так и мерещилось, что на опохмел попросит. Четвертый оказался женщиной, а вот пятый был почти похож. Но лысый и без музыкального слуха. Салтан был призван на роль рефери, но отказался, предупредив, что еще одно такое малодушие – и пусть Щукин идет лесом. Щукин проглотил горькую слюну.
Вдруг ожил один нукер из Молдавии. Сказал, что у них там есть все. Может привезти на выбор. Щукин прикинул траты и решил ехать сам. В поезде накидался водкой. В Кишиневе выпал в невменяемом состоянии. Когда же очнулся среди перин и запаха сушеной пижмы в опрятном деревенском домике, то обнаружил двух близнецов – Харрисонов. С усами, причесочками – все дела. Счастливый нукер глядел преданно и нежно, как собака. Харрисоны оказались забавными. Один бойкий и даже агрессивный, а второй – нежный такой. Ранимый. Застенчивый. Агрессивный поймал нерв моментом. С ним работать было приятно. Но все губила привычка лезть в драку по делу и без дела. Пришлось записать Харрисона в секцию бокса, где ему быстро и технично разбили нос. Щукин чуть не помер от ужаса. Но Салтан, не моргнув, оплатил пластическую операцию. Как и обещал. Второй Харрисон пригодился потом. Когда первого зарезали.
Ну, не вздрагивай так… из песни слова не выкинешь.
После Харрисонов нашли Маккартни. Маккартни из Одессы. Из Одессы, понятно? Со всеми вытекающими. В смысле, соответственно национальности – хитрожопый до ужаса. Все считал. Надурить его было нереально. А еще Маккартни был патологически ленив. Щукин с ним вешался-вешался, пока не завел систему штрафов за прогулы и халтуру. И сэр Пол заработал, как часы.
Но! Одесское арго из него так и не вытравили до конца. То есть на концерте чики-чики, а потом… В общем, когда в гримерке Маккартни закатывал глаза и начинал свое «… и что я с этого буду иметь?» – с него смеялись. Кстати, Щукин для укрощения одессита имел дублера – действительно, с британской кровью. И в чем-то похожего на сэра Пола. И пока его не сбила машина, одессит не борзел. С тем, дублером, потом интересная история была. Позже расскажу.
Щукин, прикинув, что на поиски Леннона у него есть чуть меньше полугода, решил устроить себе отпуск. Он поехал в Питер к Лизе Маневич, более известной как Мона Лиза. Мона Лиза была самой известной в Питере валютной проституткой. Внешность? Средненькая, но с харизмой, как сейчас говорят. Она была профи своего дела. А Щукин это ценил.
Короче, через неделю полового угара Щукин понял, что спустил на Мону туеву хучу салтанового бабла. Он лег на пол и собрался помирать. Мона Лиза была некорыстная баба. Да и, положа руку на сердце, зачем ей прижмуренный Щукин и терки с Салтаном? Салтана с его последовательностью она знала. Гнев мог пасть и на ее крашеную голову. Реанимировав Щукина, Мона выяснила суть дела. После чего заказала такси, погрузила туда икающего продюсера и поехала в одну заветную квартиру. Там наливали дешевый портвейн, горели свечи.
Народу битком и музыка. Играли разные люди, многие плохо. И все ждали. В одиннадцать ночи явился Джон Леннон. Щукин протрезвел, ожил, вознесся, опустился и засветился от счастья. Леннон казался воскресшим из мертвых. Он был похож на себя более самого себя, если можно так выразиться. Щукин не обратил внимания на лицо Моны, залитое слезами…
Леннон был литовец. Каскадер по профессии. Мелькал во многих советских фильмах. Правда, чаще всего со спины. Мона провожала Щукина и Леннона на вокзале. Заплаканная и некрасивая. Такой и запомнилась.
Дрессировка битлов вступила в завершающую фазу. Педагоги по вокалу изводили их по пять часов в сутки. Остальные девятнадцать часов уходили на репетицию и подгонку костюмов. Из Англии привезли ткань. В Москве нашли старенького портного. Мастера мужского платья – так он сам себя величал. Судя по старым фото, дикой красоты был мужчина. Мастер жил со своей столь же старенькой женой. Старушка прекрасно вышивала. Они безумно всех умиляли. Особенно Ринго. Он возил им фрукты, паровое мясо и хлеб собственного изготовления. Засиживался у стариков, внимательно слушая рассказы о прошлом. И те к нему привязались, как ко внуку. А подмастерья творили.
…и в нужный час «ливерпульцы» были облачены, обуты и подстрижены. Снабжены инструментами.
Щукина пробрала дрожь. Впрочем, дрожал не он один – весь творческий коллектив, включая невозмутимого Васю-грека, дружно офигел. За все время работы над проектом они насмотрелись и наслушались видео- и аудиоматериалов о «Битлз». Они сроднились с британцами. И вот вся измученная гвардия, в которой были врачи, хореографы, художники, парикмахеры и многие-многие другие, смотрели на то, что вышло. Им вдруг показалось, что они облажались. Все провалилось!
С тяжелым сердцем ехал Щукин вместе в Битлами на день рождения Салтана. Битлы были поразительно спокойны. Нудел только Маккартни со своими «я с вас смеюсь». Остальные кротко улыбались и оглаживали чехлы с гитарами.
Особняк Салтана был таинственно освещен. Там звучал джаз и пахло фиалками. В большом шатре собрался бомонд высокого пошиба. Я не буду называть фамилии – там все были. Политики, банкиры, актеры, музыканты… Салтан хотел позвать реального сэра Пола Маккартни, но тот вежливо отказался. Я, правда, слышал, что среди гостей был Мик Джаггер, но врать не буду. Не уверен. В глубине сада была выстроена полукруглая сцена с задником «ракушкой». Как на концертных площадках парков. Все сооружение, словно клетка с редкими птицами, было прикрыто белой шелковой тканью. По саду носился томный шепот и свист: «Сюрприс-с-с-с!» Публика с бокалами потянулась к трепещущему полотну.
Короче, в полночь четверка вышла на сцену. За шелковым занавесом публика не видела сюрприза. Ткань надувалась парусом. Харрисон вдруг начал томиться, и Ринго дал ему поджопник. Неожиданно для всех молдавский парень выругался на хорошем английском. Сэр Пол отвалил челюсть – Леннон показал ему кулак. Щукин щелкнул пальцами. Маккартни дренькнул на гитаре, занавес взвился вверх. Шарахнули софиты.
Зрителям в клубах дыма предстала ливерпульская четверка. Ринго поднял палочки. И грянуло!
Ну, что я могу сейчас сказать? Это было нечто! Ребята пели живьем, микрофонов не было. Грим, фотошоп – ну, о чем вы! Щукин не предусмотрел съемку, что обидно. Высокий класс постановки не был омрачен ни фанерой, ни электроникой. Через час все в саду изменились раз и навсегда. К сцене рванул какой-то заплаканный дядька, лопоча скороговоркой по-английски. Щукина колбасило за сценой. Ринго был мокрый – хоть выжимай, Леннон улыбался загадочно, как Будда. Но, главное, габенистый Салтан тоже хлюпал носом от счастья.
А потом? А потом ничего особенного. Несколько концертов на закрытых площадках, бабки, телки для Ринго – очень недолго длился праздник. Даже в Лондон не съездили. Битлы были игрушкой, которой Салтан не успел насладиться. Оказывается, он писал неплохие песни на английском. Хотел выпустить отдельной пластинкой. Как сейчас говорят, фейк. Типа, недавно обнаруженные студийные записи. Одну он посвятил своей жене Лидии, которую называл Линдой. Очень любил ее и детей. Странно, да? Почему не успел? А потому, что через полгода после того концерта его убили. Очередью из автомата.
Щукин пытался сделать телевизионное шоу, но публика к битлам отнеслась кисло. Зато голозадые девки пошли нарасхват. Щукин прочухал тренд и набрал, как он говорил, сисястых и губастых. А ребята расстались. Леннон вернулся в Питер. Маккартни примкнул к одному из фальшивых «Ласковых маев» и регулярно совершал чес по доверчивой глубинке. Разжирел до противности. Одного Харрисона, как я говорил, убили через неделю после первого концерта. Второй был старательным, но без надрыва. Вписался в одну известную группу, но в какую – не скажу. Сейчас тоже постарел. И ничего не рассказывает.
…выключила диктофон. Выключив, спохватилась и спросила, откуда эта байка. Мой собеседник вздохнул, вынул из кармана чехол. Достал круглые очки и надел на нос. И мне все стало ясно.